прямой переход из эпизода о трупах

Мотор тихо заурчал, и машина тронулась, увозя тела трех японцев к мастерам Джима, обещавшим подготовить их к отлету и привести в надлежащий вид. Моран простоял на парковке еще с минуту, пока машина не скрылась из виду, после чего быстрым шагом перешел улицу, скрываясь в дверях очередного фастфуда. Оттуда он вышел через десять минут, преобразившийся до хорошо узнаваемого Джейн Лиант состояния Хенно: длинные волосы сменились седой стрижкой, глаза поменяли свой цвет на серый, а галстук, как самая ненавистная деталь гардероба, отправилась в урну. Оставшись без него и сменив пиджак на мешковатую куртку, Себастьян окончательно перестал напоминать строгого служащего, провожавшего усопших в последний путь; чуть сгорбившись, он неспешным шагом направился обратно, не забыв по дороге купить огромный цветочный веник, который нес теперь перед собой, вытянув руку, похоже, не очень представляя, что с ним нужно делать.
Он положил его на стойку регистратуры, чуть не ткнув стеблями пожилой женщине в глаз, смутился, быстро забрал цветы обратно, стараясь не мять яркую обертку ладонями. Острые уголки чего-то, напоминавшего рваный папоротник, щекотали мужчине шею, заставляя его поминутно менять положение цветов, пока регистраторша проверяла информацию по Джейн Лиант и рассказывала Себастьяну, как ее можно найти.

Напряженная атмосфера, витавшая в палате, стала очевидна сразу же, стоило только Себастьяну переступить порог. Он чуть напрягся, еще больше ссутулив плечи, и приветливо улыбнулся, неловко выставляя перед собой букет, как оправдание своего визита.
- Добрый вечер, - мужчина, смешливо сощурив серые глаза, шагнул ближе, замешкавшись на мгновение с букетом: руки сами потянулись отдать его Лиант, но после, как будто Хенно осенило о будущем неудобстве дамы, дернулись в сторону столика, на котором - вот, незадача! - не оказалось вазы. От долгого пребывания в довольно сомнительной позе посетителя спасла медсестра, внесшая в палату искомую посуду уже наполненную водой. Моран с явным облегчением на лице сунул в нее цветы.
- Это вам, - несколько запоздало сознался он, падая в кресло для посетителей и старательно не замечая выражения лица Джейн. Чуть помолчал, пристально разглядывая со всех сторон свои руки, прежде чем несколько смущенно заметить:
- Хотел узнать как вы.
Руки были признаны удовлетворительными. Хенно-Моран оторвал от них взгляд, подняв глаза на Джейн, почти сразу поняв, что ему не понравилось при входе в палату. Виновата была не больничная атмосфера, не запахи лекарств, которые могли бы напомнить о не слишком приятных минутах жизни. Виновата была сама Джейн.

Пока лицо Хенно послушно вытянулось в смешанном удивлении, Моран спешно перебирал про себя причины происходящего. Логика молчала. Воспоминания тоже. По всему, если в дело не вмешались какие-либо метафизические силы, спровоцировавшие Себастьяна на приступ лунатизма этой ночью, потерю памяти, или, хуже того, заставившие Джима подсыпать ему в последнюю чашку чая наркотик, выходило, что полковник все же занимался пусть и не свойственным ему, но хорошо запоминающимся делом: спасал вот этой вот даме жизнь. В концепции Морана, по какой-то причине вполне соответствующей с общепринятой, подобный поступок заслуживал благодарности, восхваления, туманного обещания связаться после, чтобы выразить свое "спасибо" менее сумбурно, чем можно позволить под медикаментами, но никак не шипением дюжины разъяренных кошек, готовых выцарапать тебе глаза. Предусмотрительно отодвинувшись, Моран взглянул на Джейн сочувствующими глазами Хенно. Может быть, вчерашняя поездка была сценой прощания с жизнью, которую пресек бедняга-мотоциклист и окончательно сорвал он? Суровый котяра, подаренный последней любовью, был признан виновным в том, что он ее бросил, а потому был взят с собой на тот свет, дабы отравлял жизнь Харону, Аиду, апостолам, сыну всевышнего и прочим наслаждающимся загробной жизнью?
Вместо ответа в Морана полетел букет. Похоже сочувствие эта дама переносила так же плохо, как и спасение ее жизни. Закрывшись рукой и все равно почувствовав, как его обдает веером брызг и царапают щеку мокрые стебли, полковник вскочил на ноги, в три быстрых шага нагнав Джейн.
- Твою мать, - тихо, но с чувством высказался он, обхватывая женщину поперек груди обеими руками, так, чтобы ее руки оказались прижаты к телу, и, внимательно рассмотрев ее макушку на предмет видимых повреждений головы, куда более громко воскликнул: какого черта?
Рыжие волосы лезли в рот и щекотали кожу; Моран, плюнув на привычки Хенно, которые обычно и без того не бросались людям в глаза, распрямился и прижался грудью к спине немки, не давая ей простора ни для попыток вырваться, ни для настоящих ударов, вздумай она ими его одарить, не удовлетворившись букетом.

Моран никогда не умел ладить с женщинами. Не притворяясь, конечно; притворяться он был великий спец, об этом скажет любой его соигрок в покер, который рано или поздно продувается с этим шулером в пух и прах. А вот искренне, чтобы вот прям любовь до гроба, как в женских романах - на это Морану никогда не везло. Рано или поздно все его отношения скатывались к всепоглощающему желанию схватить дурную бабу в охапку и аккуратно приложить красивой головкой об стену. Желательно, об какой-нибудь выпирающий уголок. Обычно, как только это желание его в первый раз посещало, он собирал свои монатки и сваливал. Потому что просто никаких нервов, пусть даже стальных и выкованных военными действиями, не хватит, чтобы терпеть бабскую сущность, когда она начинает нелогично подмечать всякие вещи, указывающие ей, великой провидице, на какую-нибудь очередную дрянь; зато профессионализма на то, чтобы красиво обставить кровавое дело хватит с лихвой.
В этом плане Джейн побила все личные рекорды полковника. С ней у него не было никаких отношений - ни любовных, ни дружеских, ну вообще никаких - а вот устроить ей черепно-мозговую уже сильно хотелось. От визгов закладывало уши, адреналин скакал по венам с шашкой наголо, некстати вспомнился кот, которому Себастьян еще вчера хотел свернуть шею, и осознание, что кот по сравнению со своей хозяйкой - очень даже ничего. А потому Моран, пытающийся еще хоть отчасти соблюсти видимость Хенно, попытался перекинуть левую руку для того, чтобы закрыть чью-то визгливую пасть. Пасть увернулась и чувствительно стиснула зубы на куртке; хвала богам, что та был достаточно толстой, чтобы Себастьяну после не пришлось серьезно подумывать об уколах от бешенства.
- Ах ты дрянь, - зло процедил Моран, резко встряхнув рукой и дав плечом немке по губам. С помощью небольшой подсечки и ловкого перекидывания рук таки получилось приблизить левую если не ко рту, то хотя бы к горло, чувствительно надавив на ямку чуть ниже шеи, от чего, он был готов поспорить, Джейн посетили не самые приятные ощущения и стало не до приписывания ему убийств. Хотя бы вербально; в мыслях пусть творит, что захочет, итак ясно, что в голове у нее был полный бардак.
Стоило бы, конечно, уйти, оставив медперсоналу свои опасения по поводу душевного здоровья их пациентки, но тут Морану мешали исключительно не вовремя посетившие его соображения чести и преданности. Во-первых, если в аварии был замешан Джим, который - ну мало ли - проявил как-либо свою связь с Хенно и благополучно продул эту партию в покер девчонке, то это нужно было знать уже сейчас, чтобы что-либо решить. Во-вторых, если тот же самый Джим ради любопытства решил сдать Морана рыжей, то это тем более нужно было узнать сейчас, чтобы еще до отлета попытаться прострелить Джиму башку. Ну или хотя бы оставить с десяток идеально выверенных планов его убийства - они тоже неплохо отводили душу, когда Джим окончательно его доставал.
А потому, оттащив Лиант к постели и бросив ее на подушки, Моран не вышел, полный достоинства, через двери, а навалился на нее сверху, тщательно следя за тем, чтобы никакие неважные для общего дела, но чем-то дорогие его сердцу части организма не оказались в зоне прямого удара, и с силой вывернул под своей грудью ее запястье. Тут и очухался персонал.
- Это что такое? - грозно завопила с порога санитарка, разглядывая представший ее взору зад Морана в обрамлении женских ног. - Не положено!
Моран, отчаявшись перехватить вторую руку Джейн, не стал мудрствовать лукаво и уложил свободную ладонь на ее шею, "страстно" ее придушив; когда нянечка, полная возмущения, начала заходить с фланга, он довольно толково впечатался губами в губы Джейн, искренне надеясь, что ее сопротивление будет воспринято как порыв бурной страсти. Отстранившись ровно в тот момент, когда нянька попала в его поле зрения, он отобразил все гаммы возмущения от подобного беспардонного вмешательства в их процесс, на всякий случай сжав пальцы на горле Джейн чуть сильнее. Трудно было сказать, как восприняла престарелая дама сдавленный хрип, вырвавшийся вместо дыхания (на взгляд Морана он менее всего остального вызывал ассоциации с сексуальным влечением), но она, тем не менее, хоть и нахмурилась, но все же сбавила обороты, примирительно пробормотав:
- Она ж не оправилась еще, когда выпишется, тогда и будете миловаться, - Моран с досадой подумал, что Джейн не оправилась только от удара головой об лобовое стекло, а в остальном она - очень даже; но вслух, сконфуженно улыбнувшись,  пробормотал:
- Так мы не виделись так давно.
- Заканчивайте, - усмехнувшись, велела нянька и, удовлетворившись намеком на отстранение Морана, скрылась за дверью. "Хенно", зло поджав губы, разжал на шее ладонь, чтобы Лиант могла дышать, но так и не убрал ее на случай, если она завопит снова.
- Заткнись, - грубо рявкнул он, приглушив голос, когда Джейн открыла рот. - Заткнись и послушай меня, ясно? Я ни черта не понимаю, что здесь происходит, поэтому сейчас ты мне очень подробно расскажешь, почему человек, который вчера тебе спас жизнь, сегодня оказался убийцей в твоих глазах.

Вот оно что, - подумал Моран, убирая с ее шеи руку и с трудом перебарывая желания вытереть ее о постель, будто женские слезы были заразны. - Вот оно что.
Нет, он был далек от того, чтобы сложить в уме хоть какую-нибудь пристойную картину из обрывков предоставленной ему информации - будто крайне неудачный набор карт они не складывались даже в паршивую "двойку", не говоря уже о чем-либо больше; нет, Моран просто увидел под собой, наконец, маленькую перепуганную до смерти, а от того еще более дерзкую девочку, вечно запертую в женском теле. У любой почтенной матроны от этого зрелища сердце бы разорвалось на куски, хвала Господу, что полковник не был матроной. Сам он разучился плакать лет в восемь, когда отец, одержимый будущей карьерой сына в разведке, начал муштровать Себастьяна на всех порах, прикрикивая и лупя его по щекам, когда у того от боли в тренируемых мышцах или от обиды начинало щипать в глазах. За это он ему был - даже страшно сказать - благодарен, пусть он и получил после звание бессердечного и черствого сухаря; как бы то ни было, отец преподал ему самый лучший урок - со всем в своей жизни ты должен справляться сам, и никакие слезы тебе не помогут спастись от очередной твари, отравляющей тебе жизнь. А потому, проигнорировав полностью ее слезы, Моран аккуратно передвинулся на кровати, давая Джейн принять менее унизительное положение. Рук, впрочем, от нее не отнял: одна все так же крепко держала запястье, готовая выкрутить его снова в любой момент, вторая легла на плечо, не то в жесте поддержки, не то готовая снова схватить за шею.
- И кто такой Джастин? - невозмутимо поинтересовался полковник, решив разматывать этот клубок с конца и с менее острой для него темы. Щеку нещадно саднило, намокший ворот натирал спереди и холодил шею, как будто вокруг нее замыкалась петля. Вздохнув, Моран с легкой грустью покосился на брошенные на пол цветы: вокруг них уже натекла небольшая лужа, упаковка помялась и, намокнув, окрасилась в какой-то отвратительный оттенок болотного цвета; стоило растрачиваться на букет, чтобы после им же и огрести!
Впрочем, все пустое. Моран заставил себя сконцентрироваться, вернув внимательный взгляд к Джейн. Темой с Джастином можно было занять ее минут на пятнадцать внимательных, подробных расспросов, если только и за ним не стоит Мориарти; в том же, что его гаденькая ухмылочка, словно у чеширского кота, проглядывает из эпизода с отравлением Джейн Моран практически не сомневался. В конце концов, они были единственными, кто мог это сделать, но в себе полковник был на сто процентов уверен. Джейн могла ошибаться в одном: во времени отравления, недаром Джим, которому Моран звонил из больницы, так быстро бросил все свои дела и примчался, слишком быстро для человека, который не знал бы, что его "клиент" был отравлен, и последствия аварии могут наломать с этим ядом дров. Оставалось решить, что ему с этим делать: в конце концов, Джейн рано или поздно тоже дойдет умом, что их там было двое, так насколько важна партия Джима в этой игре? Моран остро пожалел, что не реализовал один из прошлых составленных планов по пытке Джима, возможно, он тогда научился бы чуть более доверять своей правой руке и снабжать ее вовремя информацией.
Размышления заняли не более десяти секунд, в которые Моран успел снять с плеча Джейн руку, натянуть на нее больничное одеяло и снова положить руку на место. Чуть наклонясь к ней и лучась терпеливым спокойствием, он ждал, давя в себе раздражение, пока рыжеволосая женщина успокоится достаточно для того, чтобы связно мыслить и объяснять.
- Кто такой Джастин? - повторил свой вопрос он с легким нажимом в голосе, втайне надеясь, что это заставит переключиться немку на мелочи и прекратить терзать себя сразу множеством навалившихся на нее проблем. С парнями из армии это иногда срабатывало. Оставалось надеяться, что и с этой пройдет.