Жалящие удары хлыста, изукрасившие бедра и ягодицы Ее Высочесва сеткой розовых, болезненно-припухших рубцов были слишком ничтожной карой за то, что она, высокородная леди, с детства привыкшая повелевать и распоряжаться позволила себе запаниковать под градом доводов человека, посмевшего усомниться в этичности той, кого наедине, Её Высочество называла своей Госпожой. В этой жизни были только ее правила, и отказ подчиняться им означал одно – пустоту и бессмысленность дней, наполненных лишь обыденной, давно приевшейся суетой – чередой приемов и визитов, благотворительных мероприятий, речей в поддержку одних начинаний, в защиту других, в оправдание чьих-то затей, пришедшихся не по вкусу народу. В такие моменты, лучезарно улыбаясь толпе, Её высочество, чувствовала себя даже не марионеткой, а лишь функцией. Не будь ее, ничего бы не изменилось. Точно так же стояла бы красивая молодая женщина, приветствовала подданных ее Величества взмахом руки и теплыми словами,  повторяемыми столь часто, что даже благодарственно-поздравительные импровизации, собранные из штампов, удавались ей блестяще.
А когда она оказывалась наедине с собой, понимала, что жизнь без той, кто стала смыслом бытия – пуста и ничтожна. И зачем послушала Майкрофта Холмса, дозволив ему заниматься тем, что его не касалось – личной жизнью Её высочества, зачем усомнилась в своей Госпоже, в той, которой безотчетно и бесконечно доверялась не раз. Связанная, беспомощная, принимала боль, растворенную в удовольствии, как лекарство от спеси и лицемерия, стоя на коленях, не смела поднять глаза на мисс Адлер, пока та, поддев подбородок ее Высочества не вынуждала женщину запрокинуть голову и не приказывала сохранять контакт взглядов, даря наказание, как награду…
Понимала ли сама Ирэн, что значила для Ее Высочества эта встреча? Что значила она сама, эта женщина, что значит для своей клиентки и для многих ей подобных?
Едва ли.
То состояние, полугипнотическое итрансовое, в которое падала Её Высочество, когда чувственные ласки, окрашенные массой оттенков боли заставляли ее тело изгибаться в пароксизме наслаждения много сильнее, глубже обычного физического удовлетворения в секунды оргазма. Экстаз, разбивающий минуты на череду маленьких смертей и возрождений, опустошающий и очищающий был самым надежным спасением от  той службы, которую  Её высочество исправно, словно выдрессированная собака исполняла день за днем, играя роль, доставшуюся  ей по праву рождения.
Сегодня, после долгих месяцев разлуки, ощущения были ярки, как никогда. Мисс Адлер, кажется, тоже была удовлетворена сполна, во всяком случае, Её Высочество хотела так думать. Но когда игра, в основе которой незыблемыми столпами стояли безопасность, разумность и добровольность, заканчивалась, женщина не обольщалась, что ее стонов, слез и мольбы о прощении мало, слишком мало, чтобы искупить вину.
На полупрозрачной ткани пеньюара, накинутого после завершения игр,  проступили темные пятнышки крови, но ни это, ни это боль в истерзанном плетью теле не смущали женщину, протягивавшую мисс Адлер небольшую коробочку, в черной бархатистой обертке.
- В знак нашего примирения, мисс Адлер, - произнесла Её Высочество спокойно улыбаясь, - уверена, если даже я не смогла искупить свою вину, этот скромный подарок смягчит ваше сердце.
Внутри коробочки лежала подвеска, в центре которой опасно переливался гранями крупный рубин. И маленькая карточка, под украшением скромно вещала «С надеждой на скорую встречу».

Даже в наш век, когда демократия и толерантность переродились в самые что ни на есть абсурдные формы, позволить себе удовольствие отказываться от даров и милостей особ королевских кровей могли не многие. Да и то подобный жест был невероятен в своей дерзости. Но для ее Высочества случившееся было хуже пощечины, хуже оскорблений и приказов хозяйки, пусть на час, пусть в рамках этого таинства боли и секса, но госпожи.
Женщина закусила губу, сдерживая рвавшиеся на волю слова – резкие и надменные, упреки и обещания. Не угрозы – такую роскошь Её высочество себе позволить не могла. Медленно выдохнув, она с поистине королевским спокойствием произнесла, держа голову прямо и глядя в глаза мисс Адлер – истинное счастье для рабыни, но право для особы ее положения:
- Я приношу Вам свои извинения, мисс Адлер, за тот инцидент. И подумайте, хоть на минуту о том, что не позволь вы себе…
Она не говорила. Даже этот недосказанный упрек был лишним. Ложась на кровать, или ушетку. Вставая на колени, Её высочество действиями своими желанием подчинения давала мисс Адлер право позволять все, что ей заблагорассудится. И неважно, что сценарии были оговорены, неважно, что веревки, стягивавшие порой запястья не натирали нежную кожу – во избежание всяческих поводов и домыслов. В рамках роли, будучи Госпожой, Ирэн Адлер могла сделать все, все чему не препятствовала ее клиентка условленным словом или, когда во рту был кляп, жестом.
- Это не разумно, - женщина поджала губы, - и так… по-детски. Мисс Адлер, все в этом мире решаемо, когда люди желают найти решение. И я не буду торопить Вас, но, надеюсь, Вы найдете возможность изменить решение. Желания ведь есть не только у меня… И не только Вы в состоянии их воплощать.
Её Высочество тонко улыбнулась, пряча взгляд под тенью полуопущены ресниц.
- Мои возможности не безграничны, но достаточно велики, чтобы обещать Вам достойную награду за… разумные решения.
Она не спросила прямо, чего именно желает Ирэн в этот момент. Но потому лишь, что боялась услышать фразу «мне от Вас ничего не нужно».

На лице Её высочества отразилась неподдельная мука, словно слова Ирэн причиняли ей физическую боль. Но моральные терзания и рушащиеся надежды порой мучительней ударов плети, особенно для тех, кто привык получать желаемое. Женщина медленно выдохнула – терпение и показное спокойствие явно давались ей со значительным волевым усилием.
- Вы пришли на эту встречу, чтобы вот так… поставить точку?
На бледных щеках аристократки проступил пятнами нервный румянец. Проблема, встававшая перед ней, была куда больше, чем разрыв отношений. Будь Её высочество простой англичанкой, подобные удовольствия и развлечения не слишком пагубно сказались бы на репутации, случись им получить огласку. Но люди, по праву рождения обязанные воплощать собой воплощение нравственных идеалов, лишены удовольствия жить в соответствии со своими желаниями. У Её высочества не было никаких гарантий, что, случись ей найти достойную замену мисс Адлер, новая любовница окажется столь же корректна и чистоплотна, как Ирэн. Фотографии так и не всплыли нигде, оставшись пикантной и порочной тайной, действительно обеспечивавшей авантюристке защиту.
- Я ошиблась, - тихо и медленно проговорила женщина, - и способна признать это. Я готова, и Вы знаете это, к любому наказанию, расплате за то что сомневалась в Вас.
Сказанное имело явный оттенок флирта в рамках определившихся ролей, было попыткой тронуть Ирэн, играя на ее желаниях, но, похоже, желаемого эффекта не вызвало.
- Дайте мне Шанс, мисс Адлер, - и едва слышно добавила, шагнув к Ирэн и касаясь ее плеча, - прошу. Я могу все изменить.

- Замену? – голос женщины дрожал от напряжения.
Тугой, болезненный ком в горле мешал вздохнуть, но Её высочество держалась, держалась с достоинством истинной леди, но в глазах ее, потемневших и отчаянных плескалась боль.
- Я не хочу никакой замены, мисс Адлер. Я знаю, что для вас это – только работа, и не требую ничего большего, но для меня…
Женщина покраснела, стыдливо отведя глаза. Нет, она не могла рассказать Ирэн о том, что ласки мужа не возбуждали в ней желания, что соитие с ним, не вызывало в ее теле трепета. Нет, он не был ей отвратителен, но к его прикосновениям и поцелуям Её высочество была совершенно равнодушна. И хотя корила себя за это и за собственные лживые стоны, но не считала нужным признаваться. И до первой сессии с мисс Адлер, до знакомства с ее плетью, искренне считала себя фригидной.
Но, разумеется, Ирэн не знала об этом, а потому и подумать не могла, как много отнимает у своей клиентки тем, что намерена прекратить встречи совсем.
- Для меня важны наши свидания. Я готова удвоить ваш гонорар, утроить, если хотите. Но услуги другого человека мне не нужны. Вы доказали, что достойны доверия…
Поняв, что не смоет сдержать слез, аристократка отвернулась, прошла к трюмо и выдвинув резной ящичек достала оттуда платок.
- Назовите цену, в конце концов! – последняя фраза прозвучала резко и властно.